Один мой знакомый, знаменитый математик, одним из первых начавший учить Тору в Москве в 70-е годы, рассказывал когда-то, что его на это подвигло. У него был близкий друг, еврей, в те же годы, как многие другие, увлекшийся христианством. Впоследствии он стал священником.
Мой знакомый, разделявший религиозные искания своего друга – очень распространенные в те времена и нередко приводившие достойных людей к христианству - не мог, однако же, забыть, что для десятков поколений его предков крещение воспринималось бы как страшное предательство. Для того, чтобы понять их точку зрения, он начал учиться … - дальнейшее понятно.
В 1910 году Жаботинский написал про массовые крещения среди российских евреев статью "Наше бытовое явление". Название – парафраз известной статьи Короленко "Бытовое явление. Заметки публициста о смертной казни". Жаботинский – совершенно нерелигиозный человек – описал свои чувства так:
Конечно, для себя, для своей души, каждый из нас хорошо знает, «почему нельзя». Когда мы себя об этом спрашиваем, то оглядываемся назад, и нашему духовному взору открывается картина, которая лучше всякого ответа. Перед нами расстилается необозримая равнина двухтысячелетнего мученичества; и на этой равнине, в любой стране, в любую эпоху, видим мы одно и то же зрелище: кучка бедных, бородатых, горбоносых людей сгрудилась в кружок под ударами, что сыплются отовсюду, и цепко держится нервными руками за какую-то святыню. Эта двадцативековая самооборона, молчаливая, непрерывная, обыденная, есть величайший из национальных подвигов мира, пред которым ничтожны даже греко-персидские войны, даже история Четырех Лесных Кантонов, даже восстановление Италии. Сами враги наши снимают шапку пред величием этого грандиозного упорства. В конце концов, люди забыли все наши заслуги, забыли, кто им дал единого Бога и идею социальной правды; нас они считают изолгавшимся племенем, в душе которого ничего не осталось, кроме коллекции уловок и уверток, наподобие связки отмычек у вора: и если перед чем-нибудь еще преклоняется даже злейший из клеветников, если в чем-нибудь еще видит, не может не видеть символ и последний остаток великой, исполинской нравственной мощи, – это только в уцелевшей, ни на миг доселе не дрогнувшей способности страдать без конца за некое древнее знамя. В этом упорстве наша высокая аристократичность, наш царский титул, наше единственное право смотреть сверху вниз. И теперь, над могилами несметного ряда мученических поколений разорвать этот круг, распустить самооборону, выдать старое знамя старьевщикам?
В те времена крестились, главным образом, из карьерных соображений.
Зато молодые люди нас утешают, что «выход из религии не есть выход из национальности». Нация наша, значит, и впредь будет почтена их присутствием. Лестно. <..> Нет уж. молодые люди, скатертью дорога, а нам в утешение останется умное слово Герцля: «мы теряем тех, в лице которых мы ничего не теряем».
«Выход из еврейской религии не обусловливает выхода из еврейской национальности»… Если эти молодые люди искренно так думают, то они горько обманываются. До сих пор уходившие из нашей религии уходили и из нашей национальности. И больше того: в Европе существует формула: «дед ассимилятор, отец крещен, сын антисемит». Это вполне естественно.
Это – тогда. А в нынешней, совершенно другой обстановке, мы видим совершенно другое явление.
Тали Фахиму мне в свое время было очень жалко. Молоденькая дура, даже без четких – в то время – политических взглядов, решила встретиться с лидером "Бригады мучеников Аль Аксы" в Дженине. Встретилась – и у них начался бурный роман.
- Если моего попробуют убить, - заявляла она, - им придется убить и меня. Я буду ему живым щитом.
Когда ее арестовали, с трудом накропали на три года за сотрудничество с врагом во время войны (отсидела она чуть больше года). Если по такому серьезному обвинению дают такой срок, ясно, что там было не очень много. Мне эта история напомнила историю с Маргалит Ѓар-Шефи, получившую 9 месяцев тюрьмы за соучастие в убийстве Рабина, а в действительности за то, что за ней ухаживал Игаль Амир.
Возлюбленного Фахимы , Захарию Зубейди, и тогда называли азефом. Его арестовали в 2006 году и выпустили через год по амнистии. Недавно и сама Фахима обвиняла его. И такие истории мы тоже знаем. Sapienti sat.
Мордехая Вануну значительно жальче. Человек ради высоких идей вошел в конфликт с Системой и раскрыл ее тайны. Система, имея серьезные законные основания наказать этого человека, продемонстрировала свою мстительность и беспощадность. Длительное одиночное заключение – одно из самых жестоких наказаний, доступных современному миру, где не бывает картинных казней. Поллард сидит уже 23 года. Вануну отсидел 18.
Исраэля Шамира лично жалеть не за что. Можно пожалеть его талант. Когда-то человек блестяще переводил Агнона. Его книга "Сосна и олива" когда-то многому меня научила. Из нее я узнал многие вещи, необходимые для того, чтобы понимать – а значит, и любить – эту Землю: что заросли сабрес означают, что раньше здесь была арабская деревня; что на месте древнего города Ткоа (где жил пророк Амос) или Анатот (где жил Ирмияhу) – теперь находится деревня Тукуа или Аната, а поселение Ткоа и Анатот – неподалеку.
В издании 1986 года, несмотря на запредельную левизну, была фраза: "Я знаю, что в последнем бою я буду с солдатами в потертой форме". Цитирую не дословно, потому что книжку я куда-то задевал, а в доступном в Интернете издании 2003 года этой фразы больше нет.
Всех перечисленных людей объединяет одно: эти, в общем-то, нерелигиозные люди в какой-то момент приняли решение перейти в другую религию. И показать, что борются они не с государственной машиной, не с жестокой Системой, а с еврейским народом. Спасибо им за то, что они помогают нам четко это осознать.