Фазиля Искандера я видел лично один раз.
В Пущино, в институте Белка, где я делал диплом и потом работал еще год, был такой человек - Иосиф Захарович Гольденберг, по местному прозвищу - Иосиф Сухарович. Сейчас поискал во всезнающем Интернете - он какой-то подписант 1968 г., которого за это отлучили от преподавания литературы. Спирин пристроил его у себя в институте на ставке переплетчика, а в действительности, помимо переплетных работ, Иосиф Сухарович содержал в институте очень хорошую художественную библиотеку для сотрудников.
Помино этого, у Сухаровича была еще одна функция. Институт был Белка, и раз в месяц там устраивали такое интеллигентное мероприятие: кафе "Желток"; туда приглашали каких-нибудь интересных людей, которые должны были что-нибудь рассказать. И вот тут Сухарович со своими несчетными знакомствами в Москве был незаменим: он все время кого-нибудь привозил: Битова, Натана Эйдельмана, и вот Искандера. Это было вскоре после "Метрополя", когда его совсем не печатали.
Там он прочитал два рассказа: "Бармен" - один из последующих сюжетов "Вора в законе", а какой же второй? Не помню.
А лучшее у него, по-моему, "Стоянка человека".
- Верите ли вы в Бога? - спросил я его тогда.
- По натуре, - сказал он мне, и в его глазах появилось то отрешенное выражение, которое я так любил, попытка понять истину, совершенно независимо от того, каким он сам покажется в свете этой истины, - я человек нерелигиозный. У меня никогда не возникает ни желания молиться Богу, ни просить у него помощи. Но я верю в Бога, и это – простое следствие научной и человеческой корректности.
Когда ко мне приходит то, что называют вдохновением, и я с необыкновенной ясностью вижу конструкцию нового аппарата, с необыкновенной быстротой делаю необходимые вычисления, и даже чертеж у меня получается стройней и красивей, чем обычно, разве я не понимаю, что в меня влилась некая сила, не принадлежащая мне? Было бы научной некорректностью и даже отчасти плагиатом приписывать эту силу самому себе.
- А человеческая корректность в чем заключается? - спросил я.
- Сам посуди, - сказал он, - я был на фронте трижды ранен и остался жив. Мой самолет горел, но я его успел посадить и остался жив. Разве чувство благодарности не подсказывает, что существует объект благодарности?
