В письме от 18 ноября 1918 г., в то самое время, когда, по мнению немцев, евреи вонзили им нож в спину, Киплинг недоумевает, почему заключили с ними перемирие, вместо того, чтобы расколошматить в пух и прах. И тоже обвиняет в этом евреев.
В 1919 г. он, узнав о теории относительности, счел ее частью немецко-еврейского заговора, направленного на разрушение мира.
В 1921 г., недовольный тем, что забастовка французских железнодорожников может испортить ему поездку, он объясняет забастовку совместным заговором московитов, евреев и гуннов (т.е. немцев).
С антисемитизмом Киплинга связано и его крайне отрицательное отношение к сионизму и к про-сионистской политике Бальфура. Когда в 1920 г. Лоренс Аравийский написал книгу воспоминаний и обратился к Киплингу с просьбой посмотреть гранки и высказать свои замечания, Киплинг ответил ему:
I may as well warn you that, if you are a pro-Yid, and think that the present cheap Hell in Palestine is "statesmanship", I shall most likely turn the whole thing back on your hands and refuse to touch it. With this reservation, I am all at your service...
В 1925 г. Бальфур приехал в Иерусалим на открытие Еврейского университета. Арабы приняли его крайне негативно, среди них распространился слух, что Бальфур еврей, потому и поддерживает сионистов. Чтобы опровергнуть этот слух, Бальфур решил выступить с публичной проповедью в англиканской церкви. Но не тут то было: весь хор англиканской церкви (надо полагать, состоящий из арабов) наотрез отказался петь, если Бальфур выступит с проповедью.
История широко обсуждалась, и Киплинг не упускает случая посмеяться над Бальфуром в письме.
На фотографии Бальфур выступает на открытии Еврейского университете.
Некоторые неправильно связывают свастику на книгах Киплинга с его антисемитскими взглядами. Но это неверно. Свастика была постоянным лого Киплинга на многих его книгах, и впервые была унрана с обложки в издании 1930 г., когда знак стал политическим символом.
Ср. фронтипсис издания 1919 и 1930 г.
В марте 1929 г. (еще до начала погромов, которые были в августе) Киплинг путешествует по Палестине. В нескольких письмах он пишет:
<..>
Видимо, в ту же поездку Киплинг написал балладу "THE BURDEN OF JERUSALEM". В балладе он связывает неизбежный арабско-еврейский конфликт вокруг Иерусалима с изгнанием Агар и Ишмаэля. Помещу ее ниже целиком.
THE BURDEN OF JERUSALEM
But Abram said unto Sarai, “Behold thy maid is in thy hand. Do to
her as it pleaseth thee.” And when Sarai dealt hardly with her
she fled from her face.
Genesis 16:6
In ancient days and deserts wild
There rose a feud—still unsubdued—
Twixt Sarah’s son and Hagar’s child
That centred round Jerusalem
(While underneath the timeless boughs
Of Mamre’s oak ‘mid stranger-folk
The Patriarch slumbered and his spouse
Nor dreamed about Jerusalem.)
But Ishmael lived where he was born,
And pastured there in tents of hair
Among the Camel and the Thorn—
Beersheba, South Jerusalem
But Israel sought employ and food
At Pharaoh’s knees, till Rameses
Dismissed his plaguey multitude,
With curses, toward Jerusalem.
Across the wilderness they came
And launched their horde o’er Jordan’s ford,
And blazed the road by sack and flame
To Jebusite Jerusalem.
Then Kings and Judges ruled the land,
And did not well by Israel,
Till Babylonia took a hand
And drove them from Jerusalem.
And Cyrus sent them back anew,
To carry on as they had done,
Till angry Titus overthrew
The fabric of Jerusalem.
Then they were scattered North and West,
While each Crusade more certain made
That Hagar’s vengeful son possessed
Mohammedan Jerusalem.
Where Ishmael held his desert state
And framed a creed to serve his need—
“Allah-hu-Akbar! God is Great!”
He preached it in Jerusalem.
And every realm they wandered through
Rose, far or near, in hate and fear,
And robbed and tortured, chased and slew,
The outcasts of Jerusalem.
So ran their doom—half seer, half slave—
And ages passed, and at the last
They stood beside each tyrant’s grave,
And whispered of Jerusalem.
We do not know what God attends
The Unloved Race in every place
Where they amass their dividends
From Riga to Jerusalem.
But all the course of Time makes clear
To everyone (except the Hun)
It does not pay to interfere
With Cohen from Jerusalem.
For ‘neath the Rabbi’s curls and fur
(Or scents and rings of movie-kings)
The aloof, unleavened blood of Ur,
Broods steadfast on Jerusalem.
Where Ishmael bides in his own place—
A robber bold, as was foretold,
To stand before his brother’s face—
The wolf without Jerusalem.
And burdened Gentile o’er the main,
Must bear the weight of Israel’s hate
Because he is not brought again
In triumph to Jerusalem.
Yet he who bred the unending strife,
And was not brave enough to save
The Bondsmaid from the furious wife,
He wrought thy woe, Jerusalem.
В 1943 г. Черчилль, зная, что Рузвельт - большой любитель Киплинга, посылает ему в подарок неопубликованную балладу - с просьбой тщательно сохранить секретность. На дворе - октябрь 1943 г.
Рузвельт отвечает ему благодарственным письмом:
Неразборчивое слово, куда Рузвельт хочет послать Хаима Вайцмана - не Moon, как я сначала прочитал, а Meкка.
Рузвельт сохранил секрет, и баллада была опубликована только в 1990 гг, когда она была найдена в архиве Рузвельта.
