...вперед вышел человек, которого я еще толком не знал; в нашу палатку он попал только в лагере под Брюсселем; он был в годах, на вид лет пятидесяти, невысокого роста, с серым, испещренным шрамами лицом; в наших яростных спорах он никогда не участвовал, стоило нам схватиться, как он тотчас выходил из палатки и принимался шагать вдоль колючей проволоки, и по виду его было ясно, что это занятие ему не внове. Я даже не знал, как его зовут. На нем была сильно выгоревшая форма колониальных войск и совершенно штатские полуботинки. Из глубины вагона он двинулся прямо на меня, подошел вплотную, остановился и сказал неожиданно мягким голосом:
– Возьми хлеб.
Я не взял, он покачал головой и сказал:
– У всех вас проклятый дар придавать всему символический смысл. Это хлеб, всего лишь хлеб, и женщина подарила его тебе… Ну, бери же!…
Он взял кусок с шинели, вложил его в ладонь моей бессильно висевшей руки и крепко стиснул мои пальцы. У него были темные, но не черные глаза, и, судя по лицу, он много намотался по тюрьмам. Я кивнул и сделал усилие, чтобы удержать хлеб; вздох облегчения пронесся по вагону; Эгелехт взял свой ломоть, а за ним и старик в колониальной форме.
– Проклятье, – сказал он, – двенадцать лет я не был в Германии, но постепенно я все же начинаю понимать вас, безумцев.
Объясните мне, пожалуйста, кто этот человек? Он покинул Германию в 1933 г. В Германии нет колониальных войск за неимением колоний. То есть он служил в колониальных войсках какой-то другой страны, вероятнее всего, Бельгии, поскольку присоедилился к солдатам в лагере под Брюсселем. Тогда почему он оказался среди немецких военнопленных? При том, "судя по лицу, он много намотался по тюрьмам". Или он в старой немецкой колониальной форме до I Мировой войны, а сейчас вышел из концлагеря? Опять же, почему он в лагере с военнопленными? Лагерь, собственно говоря, не столько военнопленных, сколько фильтрационный.