Про революционных девушек, которых другой герой называл "дрипками":
- А ты не смейся, - выговаривал мне приятель, бывший мой одноклассник, которого потом повесили под Петербургом на Лисьем Носу. – Ты их только мысленно переодень и увидишь, кто они такие: дочери библейской Юдифи.
Лисий нос - мыс около Сестрорецка. Казнили там при Столыпине, и всех казненных можно пересчитать по пальцам.
В том году в Петербург на гастроли приехала Лина Кавальери; кто то меня зазвал полюбоваться на знаменитую красавицу, не то в "Лакмэ", не то в "Таис". Впрочем, не кто то, а старый друг, которого уже раза два я в этом рассказе поминал, не называя; и теперь не хочется назвать. Это он мне когда то сказал, что кургузые "дрипки", подруги революционных экстернов 1902 года, были переодетые дочери библейской Юдифи; и это он, через год или меньше после того спектакля с Линой Кавальери, погиб у царя на виселице под Сестрорецком. Теперь он жил в столице инкогнито: коренной одессит, мой соученик по гимназии, он выдавал себя за итальянца, корреспондента консервативной римской газеты, не знающего по-русски ни слова; говорил по-итальянски, как флорентиец, по-французски с безукоризненно-подделанным акцентом итальянца, завивал и фабрил усы, носил котелок и булавку с цацкой в галстухе, -- вообще играл свою комедию безошибочно. Когда мы в первый раз где то встретились, я, просидевший с ним годы на одной скамье (да и после того мы часто встречались, еще недавно), просто не узнал его и даже не заподозрил: так он точно контролировал свою внешность, интонацию, жесты. Он сам мне открылся -- ему по одному делу понадобилась моя помощь за границей; но и меня так захватила и дисциплинировала его выдержка, что даже наедине я с ним никогда не заговаривал по-русски.
<..>
...помню, что спутник мой и на людях разыгрывал свою роль иностранца изумительно. Был даже такой случай (может быть, не в этот раз, но все равно): пришел с ночной работы другой журналист, тоже одессит, тоже наш одноклассник, сел у нашего столика и провел с нами час; я их познакомил, был им за переводчика; новопришедший, посреди разговора, вдруг мне сказал: -- А в нем есть что то похожее на Л., правда? -- и я подтвердил, что есть; и тот ушел, так и не догадываясь, что это и есть Л.
Некоторые поиски довольно быстро привели меня к тому, что я вспомнил, что читал об этом совсем недавно у уважаемого
mitrius ака Дмитрий Сичинава. Еще подробнее об этом написано у уважаемого polikliet (часть 1, часть 2) - перепечатка из журнала "Каторга и ссылка" 1928 г.Л. - это одноклассник Жаботинского Всеволод Владимирович Лебединцев. Общий друг - петербургский журналист - надо полагать, Чуковский.
История его казни подробно описана в "Рассказе о семи повешенных" Леонида Андреева, где Лебединцев выведен под именем Вертера. По заданию Боевой организации он приехал в Россию под именем Марио Кальвино, чтобы участвовать в покушении на Щегловитова и вел. кн. Николая Николаевича. Паспорт ему предоставил настоящий Марио Кальвино - агроном-анархист. Вся группа была выдана Азефом и арестована, Лебединцев - под именем Марио Кальвино. Его арест и смертный приговор вызвал бурю в Италии, где не было смертной казни. Итальянцы добивались его выдачи, но в какой-то момент смогли выяснить, что он не настоящий Марио Кальвино. Но кто он - власти так и не узнали.
Настоящий Кальвино опасался неприятностей из-за отданного террористу паспорта, и уехал в Америку, а потом в Мексику и на Кубу. На Кубе у него родился сын - известный писатель Итало Кальвино.
Марио Кальвино с сыном Итало на Кубе, 1925.
Говорят, есть еще отдельный очерк Жаботинского о Лебединцеве - "Всева" (1930), но мне не удалось найти в сети.