Лучше сказать теперь же, что за все 20 лет работы, в продолжение которых отец мой сочинял, лепил и вырубал свои медали, государь всего только один раз остался не совсем доволен рисунком отца моего и, рассмотрев его внимательно, сказал ему:
— Послушай, Федор Петрович, воля твоя, а колено у твоего славянского воина повернуто неправильно!..
— Нет, правильно, ваше величество! — с уверенностью ответил папенька.
— А я тебе говорю, что неправильно,— настаивал на своем император.— Вот, посмотри, я стану в такую же позу, как твой воин...
И государь точно стал перед зеркалом в позу воина.
— Вот видишь, от самого колена ты отвел ногу в сторону, а так она твердо стоять не может. Славянский воин манерничать, по-моему, не будет; он поставит ступню вот так...
И Николай Павлович, смотря в зеркало, передвинул ногу и стал прямо и твердо на всю ступню ноги. Потом присел к письменному столу и тут же на папенькином рисунке легонечко нарисовал карандашом ногу так, как ему казалось, что она будет стоять правильно.
— Вот, возьми домой, посмотри хорошенько; и если я прав, так поправь,— сказал государь, отдавая рисунок графу.
Но с того момента, как Николай Павлович стал поправлять рисунок отца, в папеньку успела вступить его всегдашняя горячка: он ничего не видел, не слышал и не в состоянии был рассуждать ни о чем, а только взял свой рисунок и мблча вышел из кабинета государя.
Всю дорогу, покуда папенька, задыхаясь, летел от Зимнего дворца до Академии художеств, в разгоряченной голове его не переставало бурлить:
— Вот как нынче!.. Я уже не в состоянии нарисовать ноги правильно... меня надо учить! Да еще рисуют на моем рисунке. Как это вежливо!..
Вбежав в свой кабинет, папенька заперся изнутри на ключ, проворно разделся догола и начал перед своим трюмо становиться в разные позы. По мере того, как он проверял себя, горячка его разом оставила: он вдруг чего-то застыдился... Проворно оделся и, открыв дверь, громко кликнул маменьку. Она сейчас же к нему прибежала.
— Аннета, поищи, пожалуйста, где у меня тут стоит баночка с лаком, подай мне ее скорей...
— Что с тобой? Отчего у тебя такое переконфуженное лицо? Не случилось ли ,с тобой во дворце чегонибудь неприятного? — с участием начала расспрашивать маменька.
— Ничего со мною не случилось. Я сам виноват, виноват так, как в жизни никогда не был... Вот посмотри, у меня в этом рисунке медали, в правой ноге у воина, прокралась ошибка; я ее. сам не заметил, а от государя она с первого взгляда не ускользнула. Каков молодец, какова у него верность взгляда, а я, скот этакий, еще обозлился на него... А он прав, тысячу раз прав!
Гляди: это государь сам поправил мне правую ногу...
Что ж ты мне не даешь лаку? Я покрою им карандаш его величества и сохраню эту редкость потомству...
Вот мне интересно. Басня Пушкина написана в 1829 г., она пересказывает анекдот, рассказанный Плинием про Апеллеса (Ne supra crepidam sutor judicaret). Но не имела ли она более непосредственного повода?